Опять я в деревне. Хожу на охоту, Пишу мои вирши — живется легко, Вчера, утомленный ходьбой по болоту, Забрел я в сарай и заснул глубоко. Проснулся: в широкие щели сарая Глядятся веселого солнца лучи. Воркует голубка; над крышей летая,

   Кричат молодые грачи, 

Летит и другая какая-то птица — По тени узнал я ворону как раз; Чу! шепот какой-то… а вот вереница

   Вдоль щели внимательных глаз! 

Всё серые, карие, синие глазки —

   Смешались, как в поле цветы. 

В них столько покоя, свободы и ласки,

   В них столько святой доброты! 

Я детского глаза люблю выраженье,

   Его я узнаю всегда. 

Я замер: коснулось души умиленье…

   Чу! шепот опять! 

Первый голос

                            Борода! 

Второй А барин, сказали!.. Третий

                            Потише вы, черти! 

Второй У бар бороды не бывает — усы. Первый А ноги-то длинные, словно как жерди. Четвертый А вона на шапке, гляди-тко — часы! Пятый Ай, важная штука! Шестой

                            И цепь золотая... 

Седьмой Чай, дорого стоит? Восьмой

                            Как солнце горит! 

Девятый А вона собака — большая, большая!

   Вода с языка-то бежит. 

Пятый Ружье! погляди-тко: стволина двойная,

   Замочки резные... 

Третий (с испугом)

                                      Глядит! 

Четвертый Молчи, ничего! постоим еще, Гриша! Третий Прибьет…


   Испугались шпионы мои 

И кинулись прочь: человека заслыша, Так стаей с мякины летят воробьи. Затих я, прищурился — снова явились,

   Глазенки мелькают в щели. 

Что было со мною — всему подивились

   И мой приговор изрекли: 

«Такому-то гусю уж что за охота!

   Лежал бы себе на печи! 

И, видно, не барин: как ехал с болота, Так рядом с Гаврилой…» — Услышит, молчи! —


О милые плуты! Кто часто их видел, Тот, верю я, любит крестьянских детей; Но если бы даже ты их ненавидел, Читатель, как «низкого рода людей», — Я всё-таки должен сознаться открыто,

   Что часто завидую им: 

В их жизни так много поэзии слито, Как дай бог балованным деткам твоим. Счастливый народ! Ни науки, ни неги

   Не ведают в детстве они. 

Я делывал с ними грибные набеги: Раскапывал листья, обшаривал пни, Старался приметить грибное местечко, А утром не мог ни за что отыскать. «Взгляни-ка, Савося, какое колечко!» Мы оба нагнулись, да разом и хвать Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно! Савося хохочет: «Попался спроста!» Зато мы потом их губили довольно И клали рядком на перилы моста. Должно быть, за подвиги славы мы ждали, У нас же дорога большая была: Рабочего звания люди сновали

        По ней без числа. 
   Копатель канав — вологжанин, 
   Лудильщик, портной, шерстобит, 
   А то в монастырь горожанин 
   Под праздник молиться катит. 

Под наши густые, старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей. Иной подгуляет, так только держися — Начнет с Волочка, до Казани дойдет! Чухну передразнит, мордву, черемиса, И сказкой потешит, и притчу ввернет: «Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче На господа бога во всем потрафлять. У нас был Вавило, жил всех побогаче, Да вздумал однажды на бога роптать, — С тех пор захудал, разорился Вавило, Нет меду со пчел, урожаю с земли, И только в одном ему счастие было, Что волосы из носу шибко росли…» Рабочий расставит, разложит снаряды — Рубанки, подпилки, долота, ножи: «Гляди, чертенята!» А дети и рады, Как пилишь, как лудишь — им всё покажи. Прохожий заснет под свои прибаутки, Ребята за дело — пилить и строгать! Иступят пилу — не наточишь и в сутки! Сломают бурав — и с испугу бежать. Случалось, тут целые дни пролетали — Что новый прохожий, то новый рассказ… Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли — навстречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая: спрыгнули гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом, и воем: Тут драка — не драка, игра — не игра… А солнце палит их полуденным зноем. Домой, ребятишки! обедать пора. Вернулись. У каждого полно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка… у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое — Не пьет! отступились…

                                      Кто ловит пиявок 

На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой:

   Сплела себе славный венок, — 

Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый

   Да изредка красный цветок. 

Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку: Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?.. Грибная пора отойти не успела, Гляди — уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился… ну, бедному плохо! Живого в деревню тащат с торжеством… «Довольно, Ванюша! гулял ты немало,

   Пора за работу, родной!» 

Но даже и труд обернется сначала К Ванюше нарядной своей стороной: Он видит, как поле отец удобряет, Как в рыхлую землю бросает зерно, Как поле потом зеленеть начинает, Как колос растет, наливает зерно. Готовую жатву подрежут серпами, В снопы перевяжут, на ригу свезут, Просушат, колотят-колотят цепами, На мельнице смелют и хлеб испекут. Отведает свежего хлебца ребенок И в поле охотней бежит за отцом. Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!» Ванюша в деревню въезжает царем… Однако же зависть в дворянском дитяти

   Посеять нам было бы жаль. 

Итак, обернуть мы обязаны кстати

   Другой стороною медаль. 

Положим, крестьянский ребенок свободно

   Растет, не учась ничему, 

Но вырастет он, если богу угодно, А сгибнуть ничто не мешает ему. Положим, он знает лесные дорожки, Гарцует верхом, не боится воды, Зато беспощадно едят его мошки, Зато ему рано знакомы труды… Однажды, в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел; был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз. И шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах… а сам с ноготок! «Здорово, парнище!» — Ступай себе мимо! — «Уж больно ты грозен, как я погляжу! Откуда дровишки?» — Из лесу, вестимо; Отец, слышишь, рубит, а я отвожу. (В лесу раздавался топор дровосека.) — «А что, у отца-то большая семья?» — Семья-то большая, да два человека Всего мужиков-то: отец мой да я… — «Так вон оно что! А как звать тебя?»

                                           — Власом. — 

«А кой тебе годик?» — Шестой миновал… Ну, мертвая! — крикнул малюточка басом, Рванул под уздцы и быстрей зашагал. На эту картину так солнце светило, Ребенок был так уморительно мал, Как будто всё это картонное было, Как будто бы в детский театр я попал! Но мальчик был мальчик живой, настоящий, И дровни, и хворост, и пегонький конь, И снег, до окошек деревни лежащий, И зимнего солнца холодный огонь — Всё, всё настоящее русское было, С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы. Что русской душе так мучительно мило, Что русские мысли вселяет в умы, Те честные мысли, которым нет воли, Которым нет смерти — дави не дави, В которых так много и злобы и боли,

   В которых так много любви! 

Играйте же, дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано, Чтоб вечно любить это скудное поле, Чтоб вечно вам милым казалось оно. Храните свое вековое наследство,

   Любите свой хлеб трудовой — 

И пусть обаянье поэзии детства Проводит вас в недра землицы родной!..


Теперь нам пора возвратиться к началу. Заметив, что стали ребята смелей, «Эй, воры идут! — закричал я Фингалу. — Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!» Фингалушка скорчил серьезную мину, Под сено пожитки мои закопал, С особым стараньем припрятал дичину, У ног моих лег — и сердито рычал. Обширная область собачьей науки Ему в совершенстве знакома была; Он начал такие выкидывать штуки, Что публика с места сойти не могла, Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха! Командуют сами! «Фингалка, умри!» — «Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!» «Смотри — умирает — смотри!» Я сам наслаждался, валяясь на сене, Их шумным весельем. Вдруг стало темно В сарае: так быстро темнеет на сцене, Когда разразиться грозе суждено. И точно: удар прогремел над сараем, В сарай полилась дождевая река, Актер залился оглушительным лаем,

   А зрители дали стречка! 

Широкая дверь отперлась, заскрипела, Ударилась в стену, опять заперлась. Я выглянул: темная туча висела

   Над нашим театром как раз. 

Под крупным дождем ребятишки бежали

   Босые к деревне своей... 

Мы с верным Фингалом грозу переждали

   И вышли искать дупелей. 
 
2008-2009/krestjanskie_deti.txt · Последние изменения: 16/02/2009 22:28 От migunova590
 
За исключением случаев, когда указано иное, содержимое этой вики предоставляется на условиях следующей лицензии:CC Attribution-Noncommercial-Share Alike 3.0 Unported
Recent changes RSS feed Donate Powered by PHP Valid XHTML 1.0 Valid CSS Driven by DokuWiki